Андрей Волков: "Чем меньше раздачи государственных денег, тем меньше коррупции"
Однако после смерти Махатмы Ганди поговорить стало практически не с кем, поэтому газета все чаще обращается к столичным авторитетам. Для этого номера мы встретились с Андреем Волковым. В свое время он являлся ректором Тольяттинской академии управления, ныне в той же должности в громком всероссийском проекте – Московской школе управления СКОЛКОВО.
Это идеалистическая конструкция
– Андрей Евгеньевич, кто является потенциальной аудиторией вашей школы управления. Что это за социальная группа?
– Я бы сказал, что это слой людей, а не социальная группа. Можно назвать его возрастные характеристики – от 30 до 40 лет. Люди, которые должны принимать управленческие решения в условиях неопределенности. Основные наши участники, мы не употребляем слово «студенты», – это руководители крупных российских корпораций. Это люди, обладающие бюджетами, полномочиями и решениями, которым нужно стратегически продвинуть свою организацию вперед.
– А с их стороны есть заказ на ваше образование? Нет ли такого: «Я уже всего достиг, зачем мне еще учиться?»
– Во-первых, у них есть в этом потребность. И когда мы только задумывались о создании школы, мы еще не предполагали, насколько она высока. А во-вторых, многих, безусловно, привлекает как сам проект – новый для страны, для России, так и люди, которые за ним стоят.
Про нашу школу есть много мифов. Частная она или государственная? На самом деле в нас не вложено ни рубля государственных денег за всю историю проекта. Сейчас бюджет инвестиций – $0,5 млрд. Это сумма затрат, которые сделаны за 6 лет развития проекта.
– Вначале вы ведь планировали где-то $150 млн?
– Да, но в процессе развития проекта, когда мы поняли, насколько действительно бизнес-образование востребовано в России, многие вещи были пересмотрены. В том числе, например, инфраструктурный вопрос, который, может быть, не так остро стоял в самом начале, потом стал первостепенным.
Количество запросов на наши программы росло, и проводить их в разных концах Москвы становилось все сложнее. Поэтому, конечно, строительство кампуса СКОЛКОВО – целого комплекса зданий с удобной инфраструктурой – безусловно, оправдывает себя. А это существенно увеличило первоначальные планы по инвестициям в проект.
– Я к заказу вас хочу вернуть.
– Спрос на назовем это образование «2.0» просто сумасшедший. И от школы требуется все больше и больше мощности, чтобы его удовлетворить. Это ведь не просто новая информация и новые знания, речь идет о назревшей необходимости сделать настоящий шаг в развитии. Для этого нужна специально организованная среда и интеллектуальная работа.
Вот такое образование я называю «2.0». Образованием же «1.0» можно назвать обычный склад знаний, сведений и информации, который заканчивается, как сказал мой друг, получением «сертификата нормальности» – диплома о высшем образовании – вот этим мы не занимаемся.
– Насколько я понял из интернет-серфинга по вашей биографии, все началось в 2005 году, когда вы познакомились с господином Варданяном, который, собственно, и предложил к реализации идею школы управления. Скажите, зачем это все Варданяну? Он богатый человек, инвестор. Мог бы жить спокойно. Он что патриот?
– Да, он патриот. И таких патриотов, наших учредителей, 18 человек. На самом деле мне часто задают этот вопрос: а им-то для чего оно? Они верят, что то, что не удается решить политически, институционально, организационно, можно решить через образование. А именно, если говорить пафосным языком, верят в будущее этой страны. Поэтому они и вложили личные средства, а главное собственное время и энергию в этот проект. Это во многом идеалистическая конструкция.
– То есть это не было такой формой социальной ответственности бизнеса?
– Ну, вам остается только поверить мне на слово, что нет. Действительно, в бюджете 2005 года мы были номинированы как национальный проект. И в бюджет тогда было заложено $50 млн на Московскую школу управления. Но эти средства не были взяты партнерами-учредителями школы. По факту они не использовали на развитие проекта ни рубля государственных денег.
– А первое лицо государства, которое у вас возглавляет попечительский совет, оно имеет какую-то декоративную функцию? Или это помогает открывать какие-то двери? То есть чем занимается Дмитрий Анатольевич?
– Регулярные встречи международного попечительского совета школы носят характер своего рода стратегических дебатов с обсуждением основных тенденций в образовании, влияния различных экономических, политических, культурных факторов на необходимость внесения изменений в традиционный образовательный процесс.
И Дмитрий Анатольевич как его председатель принимает в них участие. Он приезжает в школу, встречается со студентами. Может быть, не так много, как нам хотелось бы. Для имиджа школы его присутствие в попечительском совете очень важно, для привлечения международного внимания это здорово. Это совсем не декоративно и превращается в дела и работу.
– А руководитель какого-то тольяттинского предприятия может попасть к вам на обучение?
– Никаких проблем для этого нет.
– Каких денег это ему будет стоить?
– Больших. Впрочем, конечная стоимость варьируется в зависимости от степени сложности программы. Если мы говорим о работе с крупными корпорациями масштаба АВТОВАЗа, о программах с привлечением первых лиц компаний, то здесь речь идет о бюджете, близком к миллиону долларов. В среднем это год продуманной работы с группой в 50 человек.
Есть и другой вариант: когда человек идет учиться индивидуально, сам принимает решение и оплачивает свое обучение. Тогда это программа Executive MBA – полтора года и €95 тыс.
Таким образом, у нас есть корпоративный сектор и есть частный сектор.
Я не автор ЕГЭ
– Понятно, давайте пойдем дальше. Насколько я понял, вы занимались реформой образования, руководили некой группой экспертов. Что вы можете сказать о ЕГЭ? К нему ведь очень много нареканий. Люди уверены, что качество образования с его введением упало.
– Давайте сразу же проясним несколько вещей. Я не автор ЕГЭ. При этом к ЕГЭ я отношусь положительно. Это благое дело для страны, просто надо потерпеть несколько лет. В прессе принято связывать ЕГЭ и качество образования. Между тем эти два понятия необходимо разделять. ЕГЭ – это стандартная процедура, по которой оценивают результаты школьного образования во всем мире от Пакистана до США. ЕГЭ – это всего лишь инструмент оценки, не более того. К сожалению, в России эту процедуру ввели очень поздно и привыкают к ней очень тяжело.
– Любопытно, что далеко не все ведущие бизнесмены страны имеют высшее образование. Вот Роман Аркадьевич недавно судился с Березовским и между делом сообщил, что он фактически не заканчивал вуз.
– Да, я знаю многих людей, которые достигли очень больших результатов без высшего образования. Но, работая с корпорациями, я вижу рост спроса на квалифицированных, грамотных, разносторонних людей. Поэтому нам придется сделать современное образование. Мало кто это понимает, но мы вступили в мировую конкуренцию за людей.
Главный дефицит сейчас – грамотные студенты и интересные и умные преподаватели. Началась мировая гонка за этими людьми. Если мы не вступим в нее, нам не хватит человеческого ресурса внутри страны, чтобы участвовать в мировой конкуренции.
Надо работать на английском языке, надо взаимодействовать с иностранцами, быть многоконфессиональными, кросскультурными, многоязычными – это трудно, но другого пути нет. Мы обречены на реформы, нравится это кому-то или нет. Иначе мы останемся на обочине.
– А как быть с учителями в школах? Может быть, вашим патриотам России, если государство не имеет финансовых возможностей, вложиться и в среднюю школу? То есть тот же господин Варданян мог бы учредить какие-то гранты для учителей и увеличить привлекательность профессии. Ведь сейчас работают в основном дамы предпенсионного возраста.
– Вы знаете, они готовы, если им что-то интересное предложат в области образования. Вот просто так поднять зарплату учителям – это несколько триллионов рублей. В бюджете их нет. Их нет и в бюджете и США, и в бюджете Германии.
Это мировая проблема, а не специфика неправильного распределения расходов и нефтяных доходов в России. Поверьте мне на слово, эта ситуация очень беспокоит лиц, принимающих решения в нашей стране. Простого решения нет. А раздать деньги… Вы не получите того качества, которого хотелось бы.
Давайте честно
– Напоследок нам с вами, наверное, никуда не деться от политики в связи с приблизительно понятно какими событиями. С какой партией вы связываете возрождение науки и это замечательное, хотя и уже довольно утомительное по частоте использования слово «модернизация»?
– Я не вижу сейчас такой партии. Мне, само собой, хочется быть активным гражданином, я понимаю, что глупо отсиживаться в своем окопе, ведь страна никогда так не построится, но ужас состоит в том, что я не могу найти сил, к которым бы хотел примкнуть.
– То есть вы не за «Единую Россию»?
– Нет.
– Нет?
– Ну, давайте честно. Она мне не нравится по интеллектуально-человеческим характеристикам.
– А у меня джокер был в рукаве, если бы вы утвердительно ответили. Ведь «Единая Россия» у власти уже 12 лет, а та же коррупция за эти годы выросла в десятки раз.
– Я вам ассиметрично отвечу. Я очень счастливый человек по ряду параметров. Вот, например, мы сидим сейчас с вами в месте, где нет коррупции. Так всегда: чем меньше раздачи государственных денег, чем больше самостоятельности людей, тем меньше коррупции.
– Ну а как быть с госкорпорациями. Коррупция она ведь в основном там собирается.
– Перестать быть госкорпорациями. Есть ведь и другие формы собственности… Я считаю, что частная форма собственности, когда человек собственными деньгами отвечает за свое дело, гораздо эффективнее.