Хлоя

Начинаясь с монолога некой проститутки о том, что в ее работе владение словом ничуть не менее важно, чем владение телом, со второй сцены «Хлоя» становится историей кризиса отношений приятной торонтской пары: муж (Нисон) – зрелый профессор чего-то культурного, жена (Мур) – прекрасно выглядящий для ее лет гинеколог.

Живут они в похожем на закончившуюся игру в тетрис ярко-красном доме, состоящем изнутри из одного только матового стекла и тускло бликующих деревянных панелей. Прочтя в телефоне мужа некстати пришедшее MMS, гинеколог начинает всюду подозревать измены и нанимает ту самую проститутку из завязки, чтобы она представилась профессору студенткой-переводчицей, а потом докладывала обо всем, что из этого выйдет. Выходит из этого, однако, что-то настолько странное, что так сразу и не доложишь, но ясно, что от страстей в стеклянном доме добра не жди.

Помимо таблоидной славы «проекта, в котором был занят Лайам Нисон, когда погибла Наташа Ричардсон», «Хлоя» еще и первый фильм канадца Атома Эгояна не по его собственному сценарию. Вероятно, это у него от отчаяния.

Сняв в 90-х «Экзотику» и «Славное будущее», Эгоян некоторое время побыл одним из юных грандов мирового интеллектуального кино: в лучших фильмах ему удавалось заставить запутанные временные структуры работать так, что при внимательном просмотре к финалу все было кристально ясно в смысле не только логики, но и эмоций.

Увы, в новом веке курс его акций почти неизменно шел на спад, и «Хлое» опять таки не суждено перебить тенденции. Ее сюжет запутанным явно не назовешь, но его линейность имеет дурное свойство не заканчиваться ничем, кроме как очередным поворотом под прямым углом.

Проскакивая таким образом несколько вполне возможных финалов, фильм приходит к некой точке, в которой даже становится понятен смысл начального монолога, – чтобы продолжиться дальше, безвозвратно упуская возможность оказаться умеренно старомодной сексуальной драмой с изрядными натяжками в сюжете и хорошими актерами, которым не очень понятно объяснили характеры их героев.

Утратив остатки правдоподобия и некоторое время неуверенно побыв притчей о бездушии коммуникационных технологий, на долгожданной финишной прямой лента неожиданно возлагает всю ответственность на ненадежность современной архитектуры – все остальные вроде как не виноваты. Архитектура тут такая, что она это заслужила, – но зрители-то вроде нет.