Морфий

«Морфий — это, конечно, очень хорошее лекарство. Но мы, Мишенька, от него умрем». Эти слова Ингеборги Дапкунайте прозвучали в тот вечер дважды. В первый раз от лица ее персонажа во время премьеры анонсируемой ленты в «Киноплексе», во второй — от настоящей всамделишней Ингеборги, которая прилетела в Тольятти на презентацию картины.

В результате этой энергичной умной женщине устроили что-то вроде творческого вечера и не отпускали из зала больше часа. Видно, пытались забыться и не сойти с ума от впечатления, которое оставляет фильм «Морфий». Режиссеру Балабанову уже второй раз подряд удалось со всей силы зарядить зрителю ногой в пах…

В феврале 1917 года в глухой провинциальный уезд приезжает молодой доктор Михаил Алексеевич Поляков. Еще только случилась первая часть революции, но герой уже просит кучера не называть его барином. Доктору предстоит руководить больничкой, которую спешно покинул немецкий специалист Леопольд Леопольдович.

На месте его ждут три избы в степи, пластинки Вертинского, смешливые рябые медсестры (Дапкунайте и Письмиченко) и фельдшер с лицом и манерой разговора артиста Панина. А в Москве Михаил Алексеевич оставил красивую женщину — певицу. И вот начинаются будни, и в больницу стекаются крестьяне, которым Поляков делает искусственное дыхание, отрезает ноги, поворачивает ребенка в матке.

А за окном сыплет снег и носятся волки. Время от времени герой делает обычный и оральный секс с озабоченной вдовой разорившегося генерала. Любой другой на его месте начал бы пить, но у Полякова есть огромные («на две революции») запасы морфия. Начав с обезболивания собственных хворей, доктор увеличивает потребление наркотика гротескно быстро, чтобы уже к ноябрю того же года сделаться завзятым морфинистом. Ближе к финалу этого ошеломляющего фильма в жизни Полякова остаются только три состояния — рвота, ломка и долгожданный приход…

Удивительно, но «Морфий» сделан по сценарию Сергея Бодрова-младшего. При этом первоисточником являются несколько автобиографичные «Записки юного врача» Булгакова. Видимо, Балабанову требовался некий гарант доверия, чтобы показать все то, что он показал.

Еще более удивительно, что на самом деле он не очень сгустил краски, и оригинальное произведение не только между строк полнится расчлененкой и физиологическими подробностями. Хотя, безусловно, «Морфий» очень сложно смотреть обычному зрителю: на экране порой показывают такое, что многие ни разу не увидят за всю свою реальную жизнь. Сложно говорить и о выводах, к которым осознанно или не очень подталкивает режиссер.

В любом случае такого визуального и психологического опыта в современном бесталанном русском кино не встретишь. Наверняка Балабанова опять обвинят в бесовщине. Наверняка будут крики блюстителей чистоты морали. Однако пока другие пилят бюджеты, Алексей Октябринович за свой скромный бюджет и решение попутных творческих задач снял лучшее отечественное произведение с призывом «скажи наркотикам нет».