Владимир Ягутян
Известный тольяттинский предприниматель и экс-политик Владимир Ягутян в интервью «ПН» раскрывает тему своей внутренней эмиграции, говорит об особенностях ведения бизнеса в новых российских условиях, размышляет о состоянии финансового сектора страны, поясняет, какую опасность несут в себе новые санкции США и чем их введение может обернуться для всех нас.
– Владимир, так вышло, что вы оказались единственным представителем местной бизнес-элиты, публично выступившим против политики власти. Вы не потеряли друзей, отстаивая свои взгляды?
– Друзей не потерял, потому что у меня их совсем немного: могу пересчитать по пальцам одной руки. К тому же в глубине души все близкие мне люди разделяют мою гражданскую и политическую позицию, а мнение других мне безразлично. Да и вообще, последние лет десять я не нахожусь ни в городском, ни в региональном «мейнстриме» и не отношу себя к политической и бизнес-элите.
При этом, к своему стыду, я – «диванный оппозиционер». Мой протест крайне редко выходит за пределы моей странички в Facebook или печатной газетной страницы. Однако я с огромным уважением отношусь к тем, кто находит в себе смелость выходить на улицы, чтобы отстаивать свои и чужие гражданские права.
– А что вас сдерживает?
– Страх. Страх за близких, за семью, за тех немногих коллег и друзей, которые у меня есть. Я прекрасно понимаю, что система жестоко мстит всем, кто активно против нее выступает. Ты можешь аккуратно бухтеть в интернете, не привлекая к себе особого внимания, но стоит тебе сделать шаг на улицу – и ты мишень.
– С 2014 года вы заявляете, что у вас есть лишь один выход – внутренняя эмиграция. Что вы вкладываете в это понятие?
– Это такая фига в кармане, которая иногда извлекается и демонстрируется всему окружающему миру. Я не участвую в политике, не встраиваюсь в вертикаль, не дружу с нужными людьми. Я не хочу иметь никакого отношения к «высшему свету», я не «патриот», не «крымнашист», мне отвратительны «духовные скрепы», я презираю нынешнюю власть и сторонюсь ее представителей.
– А что вы думаете о тех тольяттинцах, которые сегодня активно развивают свой бизнес в Крыму?
– Отношусь с пониманием. Если это, конечно, только способ заработать деньги. Времена сейчас непростые – еще и не тем приходится заниматься, чтобы выживать. Однако я бы все-таки предупредил этих людей: их инвестиции в Крыму могут оказаться невозвратными. Судьба полуострова еще далеко не ясна.
– Два года назад вы вступили в партию «Парнас». Чем был продиктован этот шаг?
– Решение написать заявление, принял на следующий день после убийства Бориса Немцова. Понял, что это мой долг – попытаться заполнить собой хоть малую часть бреши, появившейся после его смерти. Я очень уважал и ценил Бориса, разделял его политические взгляды. Это было во многом эмоциональное решение.
– Что изменилось в вашей жизни после вступления в партию?
– Да ничего. Оказалось, что без Немцова у «Парнаса» перспектив нет. Я не продлил членство, когда понял, что партийное руководство не способно к объединению с другими демократическими силами в стране и занято лишь грызней за влияние внутри структуры.
– На прошлой неделе партия «Парнас» заявила, что собирается выдвигать на выборы президента Навального и Собчак. Что вы думаете об этих кандидатах?
– Мне не особо интересна позиция партии «Парнас» и то, кого они будут поддерживать. Это лишь раздувание щек и попытка напомнить о себе в медийном пространстве. Выдвижение Ксении Собчак вообще расцениваю как политтехнологический ход Кремля по нейтрализации содержательного протеста. Но вот если вдруг зарегистрируют Навального – буду голосовать за него. На днях прошел верификацию в его штабе и подтвердил, что Алексей может железно рассчитывать на мою подпись при выдвижении в качестве кандидата. При отсутствии его в списках, выборы скорее всего я проигнорирую.
– 26 октября США обнародовали новый санкционный список, в который попали 33 компании из оборонной отрасли. В чем принципиальное отличие новых мер?
– Для начала нужно иметь в виду то, что все эти санкции – всерьез и надолго. В соответствии с недавно принятым в США законом отменить их теперь может только Конгресс. Поэтому негативное влияние санкций на экономику России будет сохраняться теперь долгие годы. Что касается последнего их пакета, то он серьезно ударит по российской оборонке. Боюсь, что ее экспортные возможности будут серьезно ограничены. Желающих покупать российское оружие и сотрудничать с российскими оборонными предприятиями существенно поубавится, ведь мало кто захочет портить из-за этого отношения с США. Кроме этого, будут окончательно перекрыты каналы привлечения инвестиций и доступа к технологиям. При этом пострадаем все мы – даже не имеющие к власти никакого отношения. Дело в том, что лоббисткие возможности оборонного сектора в России колоссальны – средства для него в бюджете найдут. Помните старый невеселый анекдот, когда папа-алкоголик говорит сыну о том, что денег в семье становится все меньше. Сын с надеждой спрашивает: «Пап, значит, ты будешь меньше пить?» «Нет, сынок, – отвечает отец, – это значит, что ты будешь меньше кушать». Здесь точно такая же картина: то, что у наших оборонщиков возникли сложности, вовсе не означает, что они будут меньше тратить. Просто мы будем меньше есть, хуже лечиться и учить наших детей, инфраструктура в городах будет разрушаться, а качество жизни снизится. Везде, кроме Москвы, которая как пиявка высасывает последние соки из остальной России.
– В последние полгода ЦБ регулярно «отчитывается» в инфляционных ожиданиях, которые по итогам года не должны превысить 4%. Насколько, по вашему, реальны эти цифры? Удастся ли власти сдерживать рост инфляции до момента выборов?
– Для начала, я ставлю под сомнение эти 4%. Вот насколько увеличился средний чек из супермаркета, куда все мы ходим за продуктами? Насколько выросли тарифы ЖКХ? Неужели только на 4%?! Считаю, инфляция по-прежнему съедает не менее 10–12% наших доходов. Ну, ок! Они говорят 4%. Тогда почему ЦБ держит ключевую ставку на уровне 8–9%?! Почему кредиты банками выдаются под 12–15%?!
Смогут ли правительство и ЦБ эффективно сдерживать инфляцию? Не знаю. Тут работают множество факторов, многие из которых не находятся под их контролем. Например, цены на нефть – чем они ниже, тем меньше приток валюты, сильнее давление на рубль и выше риск роста цен. Резервы ЦБ и Минфина будут исчерпаны уже в 2018 году – значит девальвация рубля неизбежна. Значит, неизбежен и разгон инфляции. Это связано с тем, что потребление в нашей стране по-прежнему во многом обеспечивается импортом.
– И как людям, имеющим небольшие сбережения, сохранить свои деньги?
– Пока государство страхует вклады, их можно размещать в банках, правда под сильно уменьшившиеся проценты. Если появится риск девальвации, надо переложиться в валюту.
– Но при наступлении такого тренда продажу валюты могут просто закрыть.
– Ну, это совсем уж крайний сценарий. Хотя недавно Минфин озвучил весьма интересную инициативу: закрепить за ведомством Силуанова право в случае возникновения кризиса вводить некоторые ограничения в сфере валютного обращения. Тревожный сигнал – дыма без огня не бывает. Думаю, технократы в правительстве понимают, что кажущаяся относительно стабильной ситуация в экономике и бюджетной сфере на самом деле в любой момент может пойти в разнос. Так что мало никому не покажется.
– Можно ли в таких обстоятельствах заниматься в России бизнесом?
– Самый простой и надежный путь – иметь доступ к господрядам. Что-нибудь строить за бюджетные деньги или поставлять продукцию по госзаказу. Если посмотреть на структуру того мизерного роста ВВП, который мы фиксируем в текущем году, то мы увидим, что большей частью он обеспечен государственными проектами вроде строительства Керченского моста, прокладками трубопроводов, возведением объектов к ЧМ по футболу. Вся остальная экономика стагнирует под давлением налоговиков и силовиков и задыхается без инвестиций. Исключение – сектор сельского хозяйства, которому несколько помогли контрсанкции. Правда, большой вопрос, как это сказалось на российских потребителях.
– Почему до сих пор живете в России, если так негативно оцениваете все то, что здесь происходит?
– Я же не смогу перевезти с собой в эмиграцию бизнес, в котором тут участвую. А достаточных средств для приличного существования на чужбине у меня, увы, нет. Вот если бы мне было лет на 25–30 поменьше… Поэтому все мои мысли сейчас о детях. Я мечтаю, чтобы они получили хорошее образование и смогли жить в свободном и справедливом мире, где интересы конкретного человека значат больше, чем какие-то непонятные «государственные» интересы и где портрет правителя, как говорил Владимир Набоков, встречается только на почтовой марке.