Артур Смольянинов: "Лучше и хуже – это ведь понятия очень относительные"

Нет никакой временной закономерности в том, что вот когда-то снимали хорошие фильмы, а сейчас мусор. Это просто непостижимые  процессы. Определенно дело не деньгах, они никогда не оказывают решающего воздействия на то, получится фильм или нет.

Борется с собой

– Артур, по традиции подготовку к интервью с вами я начал с «Википедии» и уже там нашел массу диссонансов.

– Каких таких диссонансов?

– Сейчас объясню. Статья, которая посвящена вам, она такая сладкая и гладкая, будто текст написан вашим пиарщиком. И вдруг в конце между делом сообщается, что вы интересуетесь творчеством группы «Гражданская оборона» и являетесь активным фанатом футбольного клуба «Спартак». А это ведь довольно симптоматичные увлечения, протестные что ли. Дальше – больше. Читаю интервью – там вы и вовсе предстаете бунтарем джеймсдиновского типа. Вас мучают демоны?

– Серьезный психоанализ! А вас разве не мучают?

– Да вроде бы нет.

– Неправда, это вы лукавите.

– Ну, может быть, но у вас их точно гораздо больше.

– Ладно, уличили. Но я больше борюсь с самим собой – с недостатками, с несовершенствами. Как и все, хочу быть лучше.

– Получается? И с чем боретесь?

– Волнообразно, что-то получается, а что-то нет. Я непоследователен, импульсивен. Слишком много думаю, слишком рефлексивен, бываю зануден. Вообще я скептик и гундос.

– А вам не кажется, что как раз через депрессии и рефлексии человек становится лучше. Когда ты не доволен собой, то проводишь какую-то внутреннюю работу и становишься лучше в профессиональном и общечеловеческом плане.

– Не знаю, лучше и хуже – это ведь понятия относительные. Да, когда поднимаешься, когда вылезаешь из ямы, на время чувствуешь себя лучше. Но мы же понимаем, что это на время, это не навсегда.

– Вот тут в тему как раз есть вопрос. Как так вышло, что Иван Охлобыстин стал вашим крестным отцом?

– Пока связи не вижу. С Иваном же мы познакомились на съемках моего первого фильма «Кто, если не мы». У меня тогда была внутренняя потребность познать вселенную и Бога, была потребность креститься. При всем при этом так вышло, что в моей жизни всегда было очень мало авторитетов, мало людей, которых я по-настоящему уважал и мнение которых ценил. Вот Иван был одним из таких людей.

– Был? В прошедшем времени?

– Да, потому что я изменился, он изменился, мы мало видимся. Тогда я бегал за ним целый год, чтобы он меня окрестил. Почему-то то, как он об этом говорил, внушало веру и оптимизм.

– Сейчас вы не общаетесь?

– Редко, он занят, я занят, и нет уже потребности такой... Хотя, нет. У меня, пожалуй, что есть. Вообще у меня сейчас слишком много вопросов к нему, и он знает, что я их буду задавать.

– Он как-то помогал вашей актерской карьере?

– Нет, конечно.

– Вот теперь и связь. Какие у вас отношения с религией сейчас?

– Длинный заход. Противоречивые у меня отношения. Я долго ходил в церковь, а потом перестал ходить. Какой-то обратный эффект получился, но, может быть, это моя вина.

– А как вы относитесь к Русской Православной Церкви?

– Честно говоря, недоверчиво и с иронией. Религия не имеет отношения к вере, задачи религии немного другие – это власть и деньги, по большому счету. Так было всегда.

– То есть, выходит, вы агностик?

– Нет, вы знаете, я верю, что, зайдя в церковь, в мечеть или в любое другое место совершения культа, безусловно, можно пообщаться с богом, но так, как тебе хочется, а не так, как тебе говорят.

– Значит, духовный катарсис вы можете испытать и в протестантской церкви, и в католической?

– Где угодно, конечно. Богу все равно, какие кирпичи, красные или белые.

Не любит обобщений

– Двигаемся дальше. Старт вашей карьере дал Валерий Приемыхов. Большинство отечественных зрителей помнят его в роли Лузги из картины «Холодное лето 53-го». Великолепный фильм – потрясающие актерские работы, отличная музыка и, конечно, классная режиссура Прошкина. И снова диссонанс: современные ленты Прошкина не выдерживают никакой критики. В чем дело? Куда все делось?

– Так-то и солнце погаснет через пять миллиардов лет. Все кончается. Чем киноискусство отличается от кинопроизводства? Производство вызвано твоими потребностями что-то приобрести, а искусство – потребностью что-то отдать. Исчезает потребность что-то отдавать, а потребность приобретать и производить остается на уровне инстинктов. Опять же а что еще делать человеку? Он всю жизнь снимал фильмы. Если он себе скажет честно, что он больше не может снимать кино, то что ему делать? Кто-то находит в себе силы резко менять свою жизнь. Я тоже в себе сомневаюсь, тоже думаю, что не всю жизнь буду актером – когда пойму, что мне нечего уже больше сказать.

– Кстати, недавно листал журнал «Esquire», а там есть рубрика «Правила жизни». И вот в ней Леонид Броневой высказывается в том же духе: иногда надо уйти в тень, когда нечего сказать, а потом появляешься в эпизоде, и снова толчок.

– Согласен с ним на 100 миллиардов процентов, потому что человек не машина. Тем более любая творческая профессия требует подлинных личностных затрат. А когда ты тратишь постоянно, то не успеваешь заряжаться. Это как  мобильный телефон. Когда же ты по инерции пытаешься все еще из себя изрыгать какие-то слова, пытаться донести какие-то смыслы, не имея внутренне никакой мотивации и желания это делать, то результат получается довольно грустный. Не хотелось бы ни на кого показывать пальцем: мы все один хлеб едим, и никто от этого не застрахован, от этой инерции. Безусловно, очень трудно быть с собой честным – это еще один демон, с которым, мне кажется, все борются. Нельзя врать себе. Самое главное – это как раз не разучиться говорить правду самому себе.

– Ну, не знаю. Мне кажется, человек всегда идет на какие-то уступки и сделки с самим собой. Что бы он такого ужасного ни совершил, все равно найдет причины для самооправдания.

– Знаете, это как взяточничество – достаточно «взять» один раз и это будет продолжаться. Потому что если пойти на маленький компромисс, почему не пойти на больший? Вроде же ничего с тобой не случилось. Ты перешагнул через себя, ты же не умер. Лучше уж и не начинать.

– Что-то нас к моральным дилеммам сносит. Я ведь о кино хотел спросить. Вот в середине нулевых в отечественном кино случился ренессанс – вышло несколько классных картин. Что бы там ни говорили о «9 роте» и Бондарчуке, но фильм-то отличный. Примеров много. Сейчас же наблюдается явный кризис, за последние три-четыре года снято столько шлака, причем с участием тех же актеров, которые были хороши раньше. Отчего так? Кризис идей?

– Думаю, у этого нет никакой временной закономерности – тогда было хорошо, сейчас плохо. Это просто непостижимые  процессы. Определенно, дело не деньгах, они никогда не оказывают решающего воздействия на то, получится фильм или нет.

– А вы в целом согласны с моим утверждением?

– Я против любого обобщения, тем более в творчестве. Это как говорить по кризис балета –  критикам интересно этим занимать свой мозг, а мне нет. Есть ведь хорошие фильмы и сейчас, все равно они есть. Почему вообще в России должно быть много хороших фильмов? Вот во Франции есть хорошие фильмы, а есть плохие, просто они не доходят до нас. И в Америке кучу дерьма снимают. Это штампы, что американское кино всегда лучше, и лучше американского кино ничего нет. Так же не доходит сюда многое. Сколько американских фильмов в год мы смотрим у нас в стране? Ну 20, ну 30, а их снимается там 10 тысяч.

– Про Штаты, кстати. Там все хорошие идеи уходят в сериалы, в телевизор перемещаются и ведущие режиссеры. Вы в курсе этого тренда?

– Вообще-то я предпочитаю спортивные каналы, но и сериалы бывает. Вот «Обмани меня» с Тимом Ротом – занятная штуковина. «Доктор Хаус» несколько серий видел – тоже очень неплохо.

– А почему отечественные сериалы такие слабые? Ведь по пальцам одной руки можно назвать хорошие продукты.

– Мне кажется, как страна живет, так и кино.

– А вы сами не хотите сняться в телевизор?

– Да я снялся в паре сериалов, они скоро выйдут. Пошел на сделку с совестью.

– Деньги?

– Да, само собой. Я себе как раз придумал оправдания, почему я это делаю.

– Артур, а сколько платят известному актеру за один съемочный день в сериале?

– Много, больше чем в кино! Про себя не скажу, а про других не знаю. Мы не разговариваем друг с другом о зарплатах, это не принято.

– Давайте хотя бы примерные цифры. Больше $3 тыс. за день?

– Больше.

Надеется на лучшее

– Все, теперь, наконец, можно про футбол. Почему болеете за «Спартак»?

– Так получилось. Просто первый матч в жизни, который увидел, это была как раз игра «Спартака». Мне тогда 4 года только исполнилось, еще Пасулько и Шмаров играли.

– Между тем последние 10 лет в «Спартаке» происходит какая-то ерунда.

– Да уж это, знаете, такая тупая боль привычная, на нее даже не обращаешь внимания. Надеюсь, что когда-нибудь она пройдет.

– Ну а был какой-нибудь в последние годы, когда вы сказали «вот это было круто»?

– Сложно сказать, наверное, игра с «Аяксом» в последней лиге Европы, когда 3:0 победили.

– А в целом как оцениваете работу Карпина?

– Не понимаю пока. Вроде бы он человек харизматичный, последовательный и неглупый, но результата нет. Впрочем, Бердыев и Красножан в своих командах по 7-8 лет работали, чтобы команду поднять. Им никто не мешал, никто от них ничего и не ждал. «Спартак» же – это отдельный случай, к нему всегда повышенные требования, он всегда должен побеждать. Но я просто не понимаю, как физически это возможно работать и генеральным директором, и тренером, то есть это одной рукой свистеть в свисток, а другой бумаги подписывать. И все-таки проблема не в Карпине.

– А из игроков текущего состава кого отметите?

– По мне, так самое правильное отношение к футболу у Паршивлюка и Диканя.

– А как вам эти смешные легионеры? Рохо, например?

– Какой владелец, такие и игроки.

– К успехам ЦСКА зависти нет?

– Есть, но белая. Это ведь здорово, что есть в российском футболе хотя бы один клуб, где какая-то вменяемая политика ведется, прозрачная, понятная, очень хорошие взаимоотношения в коллективе. Есть зависть в том смысле, что хотелось бы, чтобы и в «Спартаке» было так же.

– А в ситуации с Веллитоном и Акинфеевым вы на чьей стороне?

– Я на стороне здравого смысла. С точки зрения буквы правил, Веллитон не фолил, но с точки зрения духа правил, конечно, нарушал, потому что он понимал прекрасно, что не успевает к мячу. Он мог не идти до конца. Нанесение же травмы было неумышленное, она просто явилась следствием: при столкновении Акинфеев приземлился на ногу, которая у него болела уже.

– А вы видели видео, как Игорь кричал на него матом?

– Ну, видел.

– Некрасиво, да?

– Я его понимаю по-мужски – это же эмоции. Они там не джентльмены, мужики рубятся.

– Какие ожидания от чемпионата Европы?

– Ничего не могу сказать, можно только надеяться, потому что все знают, что наша команда непредсказуемая – она способна выиграть у голландцев и проиграть словенцам, а вроде люди те же самые.

– Кто лучший русский игрок, на ваш взгляд, за последние 20 лет?

– Семак!

– Не Титов?

– Нет конечно. Все-таки Семак стабильнее всех остальных и выиграл больше всех. Опять же авторитет у него непререкаемый в российском футболе, и человек он хороший. Мне посчастливилось с ним познакомиться и пообщаться, он хороший мужик, очень хороший. Титов, безусловно, выдающийся футболист, но он, к сожалению, так до конца свой талант и не реализовал.