Чулпан Хаматова: "Я счастлива от того, как меня ведет судьба"
Фотография предоставлена фондом "Подари жизнь"
Главными темами стали сериалы, самоопределение и фонд «Подари жизнь». Несмотря на общий позитив ее ответов, Чулпан выглядела заметно уставшей. Помимо напряженной работы это, безусловно, объяснимо тем фактом, что она – мать трех дочерей. «Как вы расслабляетесь?» - бодро поинтересовались мы. «Пытаюсь выспаться», - со вздохом ответила Чулпан.
Мейнстрим мне скучен
- Чулпан, перед нашей встречей перечитал массу ваших интервью и понял, что спросить что-то оригинальное будет довольно сложно.
- Ну, все равно попробуйте.
- Хорошо, но вы, если что, не обессудьте.
- Само собой.
- Так вот, для начала мой единственный козырь - на эту тему вы, кажется, ни разу ни с кем не говорили. Ваш любимый фильм?
- (улыбается. – Авт.) Ой, это очень сложный вопрос. Их так много – любимых фильмов. Что ж, любимый фильм - тот, который перевернул мое сознание и очень подействовал в подростковом возрасте, – это «Чучело» Ролана Быкова. Он имел сильнейшее значение для всей моей последующей сознательной жизни.
- А западный кинематограф?
- Если говорить о текущем моменте, то конечно, последний фильм Вуди Аллена.
- «Полночь в Париже»?
- Да.
- И чем он вам так понравился?
- Во-первых, я очень люблю Аллена. Во-вторых, посмотрела его на следующий день после картины «Елена». Фильм «Елена» - безусловно, грандиозное кино, но после него вообще не хочется жить. А после Вуди Аллена как раз жить хочется всегда, в какую бы ситуацию ты ни попал.
- Какая лента Аллена вам нравится больше всего?
- «Матч-пойнт» - самая-самая, потому что это как бы чуть-чуть другой фильм. Абсолютно «вудиалленовский», но немножко другой.
- А у кого из западных режиссеров вы бы желали сняться?
- Ну, у Вуди Аллена, как вы поняли, я бы не отказалась сняться. У Мишеля Гондри, у Финчера, но на самом деле их много.
- Это все какой-то арт-хаус. А мейнстрим?
- Мейнстрим – нет. Уже не хочу.
- Отчего же?
- Мне это просто не интересно и скучно. Что я там буду играть? Это только заработать деньги.
- Вы ведь снимались не только в России, но и на Западе. В чем ключевые отличия в наших кинопроизводствах?
- Оно не может не отличаться, потому что там кинопроизводство не останавливалось и все время развивалось, а у нас с распадом Союза все рухнуло и более десяти лет просуществовало в коме. Поэтому все текущие попытки возрождения русского кино, они, конечно, попытки именно возрождения, а не продвижения вперед. Это везде чувствуется: и в театре, и в кино. Существуют огромные различия и в техническом оснащении, и в профессионализме любого цеха, включая и актерский.
- В последнее время многие ведущие сценаристы и режиссеры на Западе охладели к кино и дружно переехали на телестудии, где задали довольно высокую планку. То есть фактически получается в кино смотреть нечего, а вот в телевизоре, как говорится, полна коробочка. А вы сами как к сериалам относитесь?
- У меня, честно говоря, времени нет, но я очень много слышу, собираю мнения и, в общем, согласна с вами абсолютно.
- А почему так произошло? Комиксами все увлеклись или какие-то другие причины?
- Я думаю, что западный рынок вывел всех на какую-то такую колею, в которую уже можно вписать серьезно проработанное многосерийное кино. У людей появились другие привычки, появились домашние кинотеатры и возможность смотреть дома кино другого качества. Появились другие деньги на телевидении, чтобы оплачивать самых лучших голливудских сценаристов, приглашать хороших актеров и ведущих режиссеров.
- Касательно сериалов отечественных. Вы же снимались, допустим, в «Достоевском». Еще масса проектов в последнее время вышло, но они все в основном классика, а в современном сериале вы не хотите сняться?
- На самом деле «Достоевский» снимался в формате кино, просто много серий. Современные сериалы, наверное, тоже снимаются в формате кино, но все, что мне предлагали – это было такое «мыло», куда не хотелось заходить – неинтересно и скучно. Опять же сериальный формат подразумевает конвейерный ритм и обязательное количество снятых минут в день. А это все лишает работу того самого флера, ради которого я пришла в профессию.
Имела право попробовать
- Вы родом из Казани. Насколько я понял, почитав интернеты, сначала отучились год на экономическом факльтете и только потом заинтересовались актерской профессией.
- Нет, это не так.
- У Википедии другое мнение.
- Там много интересной информации, которая не соответствует действительности. Я поступила в финансовую академию, но не училась там ни месяца, потому что в конце лета забрала документы и поступила в Казанское театральное училище.
- Почему так резко сменили вектор? Когда вы это в себе почувствовали: «Хочу быть актрисой»?
- Хочу, наверное, появилось тогда, когда я увидела фильм «Вам и не снилось», это, как и с «Чучелом», тоже произошло в школе. Я тогда просто выпала из реальности, и эта сила искусства, которая, конечно, не может переделать весь мир, но перестроить психику одного конкретного подростка она способна. У меня никогда не было ощущения, что я могу играть – была такая робкая надежда, что я имею право попробовать. Собственно, это я и сделала, поступив в училище.
- А родители как к этому отнеслись? Все-таки финансовая академия – это некая определенность и видимые перспективы.
- Папа со мной год не разговаривал, а мама держала нейтралитет. Она, конечно, великая женщина, плакала, но не говорила ничего против.
- И все же. Как это происходит? Человек что-то изображает перед зеркалом, у него это получается, и потом он решает: «Окей, я могу быть актером». Как-то так?
- Нет, лично у меня такого не было. Я хотела попробовать все, чем была наполнена моя душа в 16 лет. Передать это тому, кто сидит напротив и слушает. Я просто проговаривала отрывки из того же «Чучела», какие-то басни и стихотворения. Видимо, это было заразительно в какой-то степени, раз меня взяли в ГИТИС.
- С того момента прошло 17 лет. Вы довольны сейчас тем, что из вас получилось?
- Собой я редко бываю довольна, но я счастлива, как меня ведет судьба. Я довольна, что имею возможность делать то, что делаю, что у меня такие роли в театре, которые двигают меня, не дают спокойно стоять на месте, заставляют мучиться и сомневаться – в этом есть движение и, конечно, это счастье. Думаю, на Земле немного людей, которые занимаются такой профессией, которая им нравится, приносит чувство радости и вызывает самоуважение.
- А вы не прагматик? Довольны тем, что получаете в финансовом смысле от вашей профессии?
- Это мой личный выбор сидеть в театре и играть в театре. Я бы могла пойти в те же самые сериалы. Но это моя жизнь, я хочу прожить ее так.
- То есть вам хватает, да?
- Лично мне хватает. Вообще все идет от аппетитов конкретного человека.
Зыбкое понятие
- Давайте уже к вашему благотворительному фонду перейдем (фонд «Подари жизнь» помогает детям с онкологическими, гематологическими и другими тяжелыми заболеваниями. – Авт.).
- (оживляется. – Авт.) Давайте-давайте.
- Вам помогают какие-то известные российские бизнесмены?
- Да.
- Вы можете какие-то фамилии назвать?
- Нет, к сожалению. Потому, что я могу забыть назвать кого-то и потому что некоторые из них совсем не хотят дарить свою помощь публично.
- А бывали ли ситуации, когда вы, допустим, обращались с письмом, а вам отвечали: «Извините, нет, нас это не интересует»?
- Да, очень часто. Но это нормально, ведь у многих есть свои фонды.
- А те, у кого нет ничего?
- Ну, это их личное право.
- Вы не осуждаете их за это?
- Нет, конечно. Вообще смысл нашего фонда в том, что он наладил прямую передачу помощи от благотворителей детям без вранья и махинаций. Есть люди, которые хотят помогать, и есть люди, которым нужна помощь – это некий механизм переливания одних желаний в другие – функция же фонда на этом заканчивается. Просто некий удобный инструмент, который вызывает доверие, когда ты знаешь, что это точно произойдет. Если у человека есть возможность помочь и он точно знает, что эти деньги дойдут до детей, до врачей, на них закупят оборудование, построится клиника, если человек хочет помочь, он просто будет счастлив, что у него имеется такая возможность.
- А какие еще благотворительные российские фонды вы бы отметили?
- На самом деле их довольно много. «Линия жизни», «Настенька», «Созидание», «Российский фонд помощи», «Вера», «Все вместе», «Адвита», «Добрые сердца», в Казани прекрасный фонд «Анжелы Вавиловой», «Доктор Лиза», «Помоги.орг», «Милосердие.ру», «Отказники». Я извиняюсь, если кого-то забыла. Очень приятно, что уже существует некая коалиция фондов–партнеров, которые сотрудничают и доверяют друг другу. Но есть фонды, которым мы не верим, которые собирают деньги на те же цели, что и наш фонд, но мы никогда не будем с ними сотрудничать, потому что их деятельность противоречит здравому смыслу и моральным принципам.
- А как вы считаете, может быть, даже что-то знаете в связи с тем, что занимаетесь этой темой, рак вылечат? Может это случиться при нашей с вами жизни?
- При нашей вряд ли. Впрочем, от некоторых форм рака лекарства уже найдены. Например, некоторые заболевания крови у детей лечатся, особенно если болезнь обнаружена на ранней стадии. В Европе и США статистика сообщает о 80% выздоравливающих, а у нас в стране – это 60%, что тоже неплохо по сравнению с тем, что было 10 лет назад, когда излечивались не более 5% детей.
- Какие лекарства могут быть разработаны - замедляющие развитие болезни или возможно полное излечение?
- Предупреждающие, оберегающие, чтобы раковая клетка не просыпалась. При этом на сегодняшний день врачи продолжают настаивать: «No smoking - вот единственная защита от рака». Между тем как объяснить, почему некурящие молодые люди или дети у некурящих родителей заболевают лейкозом? Никто не может понять причин, отчего в каком-то организме раковая клетка спит пожизненно, а в каком-то вдруг решает проснуться и активизируется. У меня один знакомый, ученый в Израиле, на полном серьезе говорит, что раковая клетка – это некий мегамозг, который будет мутировать и подстраиваться в любой ситуации. Что, как только находят лекарство от рака, тут же возникает новая форма.
- И как быть?
- Никак. Не курить и ходить проверяться, сдавать кровь минимум раз в год. В нашей стране это, конечно, сложно, а в развитых люди так и делают, за счет чего они определяют рак раньше и в такой стадии, когда еще можно с ним справиться.