Дмитрий Ананьев. Эксклюзивно для ПН

Роль предпринимателя не ценна

– «Понедельник» – деловая газета, и нас, конечно, в первую очередь интересует простой, но важный вопрос. Кризис кончился или нет?

– Нет, не кончился. Острая фаза позади, но кризис продолжается.

– А что дальше? К чему мы идем?

– Хотелось бы верить, что к выздоровлению. Однако накопленных дисбалансов – и в мировой экономике, и в России – значительное количество, и мы видим только демонстрацию нестабильности рынков: порой доминирует негативная информация, происходит падение аппетита у инвесторов, рост панических настроений. Так как ситуация не является сверхострой, то на следующем этапе начинает преобладать положительное настроение, фондовый рынок начинает расти. Думаю, пока нас ожидает подобная «болтанка».

– Если брать среднесрочные перспективы для России, условно 5 лет, чего можно ожидать в экономическом плане?

– На 5 лет загадывать сложно. Скорее, надо смотреть в среднесрочном плане – на ближайшие 2-3 года. Я ожидаю, что будет заканчиваться благоприятная конъюнктура, то есть на каком-то этапе нефтегазовый сектор не сможет справиться со своей функцией основного донора и в нашей экономике могут возникнуть серьезные кризисные явления, потому что несырьевой сектор не то чтобы стагнирует, он задыхается.

И осмысленной экономической политики, которая стимулировала бы деятельность малого и среднего бизнеса, именно несырьевой сегмент, в принципе не видно. Кроме того, нарастают институциональные проблемы, идет «фасадное» преобразование милиции в полицию, и пока качественных сдвигов не видно. Идет модернизация образовательной системы, но кроме негативных оценок данных процессов и потери средней школы, также ничего не видно. Так фактически по каждой отрасли можно говорить.

– Какие выводы из кризиса должна сделать мировая экономика?

– Прежде всего, надо жить по средствам. К сожалению, этому тезису не соответствуют и развитые страны. Нам сложно поучать регулированию на финансовых рынках, потому что, с точки зрения законодательства и своего статуса, мы находимся в отстающих. В то же время развитые рынки являются генераторами основных драйверов нестабильности. Это, думаю, основные выводы, которые можно сделать и инвесторам, и регуляторам.

Каждый масштабный кризис выявляет масштабные проблемы. И хотелось бы верить, что будут найдены решения, которые не откладывают проблему на завтра и послезавтра, а решают ее по сути.

– А что насчет России?

Что касается нашей страны, то, при том, что прохождение кризиса было сложным и ряд действий был эффективным, другие удручающе негативными, однако в целом оценивать результат пока рано. И кризис пройден, наверное, не самым худшим образом. Но не хватает системных взглядов на экономику, не хватает реализации программ, которые зависели бы не от ручного управления. И это самая большая проблема.

Крупные корпорации, тот же нефтегазовый сектор, при ручном управлении могут развиваться и даже давать положительные результаты. А вот свободный сектор, несырьевой, при слабо развитых институтах власти начинает испытывать дисбаланс. Про коррупционность, и неэффективность судебной и правоохранительной систем говорить не буду, это общеизвестный факт, и дела там не улучшаются.

Предприниматель – это, к сожалению, работа, которая не выглядит респектабельной, а скорее относит людей в зону риска. И статус предпринимателя не вызывает позитива ни у самого предпринимателя, ни у тех же самых государственных органов. Он скорее рассматривается как донор, который всем должен, и надо посмотреть, как от него чем-нибудь поживиться.

На самом же деле предприниматель – это экономически активная единица общества, которая создает новые рабочие места, новую налогооблагаемую базу, он не только способен прокормить свою семью, но и приносит дополнительные доходы обществу. В России роль предпринимателя не ценна, поэтому молодежь начинает смотреть в лучшем случае, как пополнить ряды клерков среднего звена в развитых странах, либо стать чиновником (коррупционером) и все меньше молодых людей видят перспективы у себя на родине. Это очень тревожная динамика.

– А от вас не пытаются отщипнуть? Вы же предприниматель?

– Я – законодатель. В этой части мне сегодня стало гораздо проще.

– Выходит, когда находишься и там, и тут, то это полезно для бизнеса?

– Нет, я нахожусь «там». Мой функционал именно там. Он связан с законотворчеством, именно поэтому я достаточно неплохо понимаю те процессы, которые реализуются при взаимодействии законодательной ветви власти с исполнительной, куда мигрирует основной центр принятия всех решений.

Перемены, конечно, назревают

– А как вы считаете у нас назрели какие-то изменения во власти? Может быть, должны прийти какие-то новые люди, которые будут проводить реформы?

– Мы находимся с вами на пороге выборов – и в думу, и президентских выборов. Это определенно тоже точка отсчета. В эти моменты проводить социальные реформы власть, как правило, не решается. Но перемены, конечно, назревают.

– Бытует мнение, что нам нечего ожидать от выборов. Как в басне Крылова – «а вы, друзья, как ни садитесь…». Люди об этом говорят уже не только на кухне.

– Запас прочности приличный, поэтому накапливать негатив мы можем достаточно долго.

– В небольших годах, таких как Тольятти, Самара, ты пеняешь в частных беседах тем или иным сотрудникам правоохранительных органов, муниципальным служащим на то, что они «берут». Они же опускают глаза и отвечают, что все сверху начинается: они берут, и я беру; если бы там не брали, я бы не брал.

– На мой взгляд, эти рассуждения неправильные. Если кто-то совершает неблаговидные поступки, это не является оправданием тому, чтобы делать так самому. Хотя пример дурных дел имеет место быть, и мы с вами видим, как «лучшие» примеры такой практики поражают, как опухоль, всю страну. И, на мой взгляд, тот пример машины, которая была отстроена, в частности, на уровне субъекта и на уровне муниципалитета в Москве, – это безобразная и широко тиражируемая модель взаимоотношений. Обидно, что с этой болезнью стали бороться даже не тогда, когда она уже имела уродливые формы, а гораздо позже, когда она начала поражать, тиражироваться в большинстве регионов нашей страны, в значительном количестве муниципалитетов.

И нельзя сказать, что проблема решена. Коррупция, при обилии разговоров о ней, стала патологией. И вот это крайне прискорбный факт. Она живет сейчас везде, получение любой справки, любой бытовой услуги чаще всего завязано на коррупции. И этим мы просто отравляем жизнь сами себе. С другой стороны, брать взятки стало как-то уже не унизительно. Человек уже не чувствует ответственность перед своими родными, детьми, что это в высшей степени постыдный шаг, сделка с совестью. Потому что в конечном итоге сам себе и своим детям ты должен будешь ответить, откуда взялись деньги.

– У нас с вами политическая беседа получается, а не экономическая.

– Вы знаете, коррупция сегодня – это в высшей степени экономическая категория. Она убивает ВВП, конкуренцию, здоровое экономическое развитие и наносит вред, несопоставимый с любыми другими созидательными процессами. Появление коррупции на горизонте убивает логику экономического развития. Нет смысла развиваться, и умерщвляются все экономические стимулы, когда контракт отдается с худшими условиями, но с коррупционной составляющей. Логика здорового экономического развития просто пропадает. И мы это наблюдаем по значительному количеству отраслей. Серьезная часть подрядов и работ выигрывается благодаря коррупционной составляющей. Чуть ли не по каждой отрасли, не по каждому министерству можно очень четко это наблюдать. И такого нерыночного управления именно в нашей стране становится все больше и больше.

– Вам знаком Алексей Навальный? Этот блоггер убедительно писал о миллиардных хищениях в компании «Транснефть». Никаких проверок со стороны власти не последовало. На популярных ресурсах с миллионным количеством посетителей сообщается о дворце премьер-министра. Или водитель министра по чрезвычайным ситуациям говорит какие-то страшные вещи, угрожая пистолетом. И обычные люди не понимают происходящего. Как все это может происходить?

– Вы знаете, я думаю, что не надо кого-то винить, надо максимально четко ставить планку требований перед собой, и каждый на своем рабочем месте, будь то законодатель или представитель исполнительной власти, очень четко должен понимать, кто на своей позиции не должен брать взятки по определению. И тогда жить всем станет легче. В первую очередь надо соответствовать элементарным нормам морали: не брать взятки. Это не так сложно.

– Может быть, власти стоит начать с себя, продемонстрировать, что мы, допустим, расследуем то же самое дело «Транснефти», мы вот еще водителей сажаем в тюрьму за угрозы. Дворец, который якобы был построен для премьер-министра, на самом деле не для него. Ну, такая открытость, как на Западе.

– Про западную открытость говорить легко западникам, однако в реальной жизни происходят не менее трагические события. Ливию бомбят, причем бомбят жилые кварталы, а западные открытые СМИ на это почему-то не обращают внимания. Бомбардировки идут, гибнет мирное население, гибнут дети. Это ужасные события по своему масштабу, идет война, геноцид народа, мировые сообщества закрывают на это глаза, для меня этот факт переворачивает всю картину мира.

Рассчитывать, что власть сама будет справляться, наверное, тоже не приходится, потому что, вкусивши запретный плод, от него самостоятельно сложно отказаться. Я рассчитываю, что наше гражданское общество начнет активней действовать. И такая деятельность, как деятельность Навального, будет все же приносить свои результаты и работать на пользу. Хотя нынешняя власть пока не самое значительное внимание уделяет интернету. Посмотрев на блоги и на общение в них, понимаешь, что требуется очень внимательная реакция. Потому что здравых оценок и ряда изменений ситуация, вне всяких сомнений, требует. Двигаться в текущем дальше, наверное, будет неправильно, это будет просто усугублять и так значительные в нашем обществе проблемы.

Провинциальные дела

– Хочется про наши провинциальные дела поговорить. В Тольятти есть небольшие, по московским меркам, банки. При этом горожане с большим удовольствием стараются вложить деньги в них, чем в крупные федеральные. Я говорю не только о депозитах, но и о кредитах.

– У небольших банков сейчас очень сложный жизненный этап. Надо принимать решения, что делать дальше. Отрасль теряет инвестиционную привлекательность, в том числе по рукотворным причинам. Доля государства растет, госбанки имеют возможность заваливать хороших клиентов «дешевыми» деньгами, малые, средние, да и крупные частные банки столкнулись в последний год с беспрецедентной конкуренцией, зачастую это можно даже назвать демпингом. В этой ситуации малым и средним банкам очень сложно. Крупным непросто, но малым и средним, думаю, невыносимо, особенно, если не удается правильно проанализировать свои конкурентные преимущества, если нет отточенной бизнес-модели.

Бизнес-модель должна быть направлена на то, чтобы предоставлять не псевдобанковские услуги, связанные с обналичкой, и жить на эти доходы. Довольно распространенная модель, в том числе у небольших и средних банков. Надо фокусироваться и конкурировать за счет более ярко выраженного локального доверия со стороны клиентов, особенно со стороны розничных клиентов малого и среднего бизнеса. И модель работы таких банков должна быть заточенной, чтобы справляться, внедрять современную систему риск-менеджмента, современные операционные технологии, позволяющие с минимальными издержками продавать достаточно маржинальные продукты и контролировать уровень плохих кредитов. Надо тонко чувствовать все модели, связанные с уровнем утверждаемых кредитов и профиля заемщика. В общем, очень сложная наука.

По старинке в текущей ситуации работать очень сложно и неэффективно. Именно поэтому большое количество малых и средних банков на сегодняшний день имеют отрицательные доходы, очень дорогие пассивы в виде высоких ставок по депозитам и очень маленькие доходы, которых не хватает для того, чтобы покрыть свои операционные элементы. В принципе, банки себя проедают. Это большая проблема и для регулятора.

– И к чему это приведет?

– К тому, что мы находимся на пороге того, что часть малых и средних банков не сможет выжить, кто-то с кем-то сольется, кто-то просто выйдет из бизнеса. И это очень прискорбный факт, особенно на фоне того, что уровень проникновения банковских услуг у нас, даже по сравнению со странами Восточной Европы, невысокий. Население еще не охвачено полноценно банковскими услугами. Это влияет на то, что наш экономический цикл, предпринимательская активность тоже находятся не на том уровне, который нужен масштабной стране. В известной степени замкнутый круг: неразвитые финансовые рынки, соответственно, приводят к стагнирующей экономике, к недоступности кредита, к барьерам на пути развития новых малых, средних предприятий. Именно поэтому у нас получаются и складываются моногорода. Потому что, допустим, доступ к финансам через «Ростехнологии» у АВТОВАЗа есть, а у других компаний он ограничен.

– А что вы думаете о финансовой поддержке АВТОВАЗа правительством?

– На каком-то этапе мне казалось, что это приносит больше вреда бюджету, чем пользы. Но надо смотреть на конкретные результаты. Не могу сказать, что автомобильная отрасль меня сильно привлекает и я за ней слежу. Вроде бы дышит предприятие, вроде бы выпускает, вроде бы даже баланс показывает прибыль. И, похоже, что нынешнему руководителю Комарову удается проводить тяжелые, но позитивные перемены. Руководитель, чья деятельность может быть оценена со стороны как идеальная в данной ситуации.

Без Forbes было бы проще

– О меценатстве, конечно, вас надо спросить.

– Я стараюсь не освещать эту тему, дабы одна рука не знала, что делает другая.

– Хорошо, если коротко, то в чем миссия мецената в современной России?

– Всегда возникают задачи, выполнение которых приносит удовольствие, удовлетворение, ты понимаешь, что еще одно доброе дело зачтется. Тем более что у каждого человека неблаговидных дел хватает. В этом смысле мне кажется, что у всех есть потребность какие-то добрые дела, в меру сил и возможностей, делать. Кто-то своим физическим трудом, своим временем, кто-то желанием принести пользу деньгами, если есть такая возможность. У нас у каждого есть выбор.

Либо можно ничего не делать и в какой-то степени абстрагироваться от происходящих событий, сконцентрироваться как кокон в себе. Тогда все меньше придется встречать людей, которые излучают позитив, добро, как это зачастую бывает в развитых странах, в той же самой Европе. Хотелось бы, чтобы наше общество в большей степени напоминало не временщиков, а людей, которые хотят жить в своей стране. И делали бы так, чтобы окружающие получали удовольствие от жизни, наши дети хотели жить и работать в стране, получали удовольствие от своей работы.

– У вас есть какой-то внутренний ориентир, как бы вы хотели, чтобы жила Россия? Какая-то страна как пример? Мне вот импонирует словацкий вариант.

– Думаю, что европейский стиль близок и понятен. Австрия. Если совсем фантазировать, то швейцарский вариант. Недоступный с точки зрения своей чистоты, экологичности, красоты. Хотелось бы верить, что на каком-то этапе в нашей стране что-то похожее будет.

– А как вы относитесь к спискам «Форбс»?

– Как к некой данности, которая существует, не более того. К реальным жизненным цифрам это не имеет, на мой взгляд, ровно никакого прямого отношения.

– Когда человек попадает в такой список, можно ведь откинуться и, покачиваясь на стуле, удовлетворенно сказать, что жизнь удалась?

– Все люди разные, иногда ты оказываешься там помимо своего желания, я знаю по себе. И воспринимается это уже как некое обстоятельство жизни, которое приносит больше избыточного внимания и вопросов. И не приносит удовольствия, требует больше внимания со своей стороны. Если бы этого списка не было, мне было бы проще. Не могу сказать, что это приносит какие-то позитивные эмоции, чаще – нет.