Дмитрий Быков: "Литераторам чистая совесть нужна профессионально"

Однако это оказалось не так уж просто. Творческий вечер окончился, началась автограф-сессия, в ходе которой мы робко дернули поэта за рукав и попросили уделить несколько минут.

– Сегодня, к сожалению, не получится, меня тут уже ждут для разговора, – ответил поэт. – Может, в другой день?

Нам оставалось несколько часов до самолета, и мы печально отступили.

Ресторан, который еще час назад был забит до отказа, опустел. Занятыми остались лишь два столика – наш и Быкова, к которому моментально подсел какой-то мужик и завел долгой разговор. Мы смотрели на мужика с ненавистью – из-за него у нас сорвалось интервью, которое позволило бы окупить билет на Быкова и ужин.

Но тут вдруг Быков заметил, что мы не ушли, и понимающе подмигнул. Мол, ну раз уж остались, то ждите. Посмотрев на его собеседника менее злобно, мы с изумлением опознали в нем экс-чемпиона по шахматам, известного оппозиционера Гарри Каспарова.

Мужчины встали. Каспаров уже почти кричал:

– Дима! Ну ты же понимаешь, что Ройзмана надо спасать?!

– Понимаю, – кивнул Быков. – Поэтому давай, ты беги спасать Ройзмана, а я останусь спасать Тольятти. Пойдемте, покурим на крылечке. – Это было уже к нам.

– Дмитрий, на всех этих прошлогодних митингах, на Болотной, на Сахарова, было много литераторов, не вы один представляли вашу профессию…

– Да, много было…

– Например, Акунин был, аж специально прилетел из Франции, бросил новую книжку про Фандорина писать. Но в Координационный совет оппозиции из всей протестной литературной тусовки пошли только вы один. КС, насколько я могу представить, – это организационная, рутинная работа, это не в микрофон на Сахарова что-то рассказывать. Потому вопрос: а вам это вообще зачем? Все ж и так знают, что вы не только поэт, но и гражданин.

– Понимаете, нельзя же так однозначно к этому относиться. Меня выдвинули, я пошел. Это, наверное, вопрос к людям, которые выдвинули меня, а уж отказаться мне казалось стремно.

– А почему они выдвинули вас?

– У меня есть одна такая самая простая догадка. Из всех моих немногочисленных способностей им запомнилась, наверное, способность внятно сформулировать. Вот как-то так. Я умею иногда сформулировать то, что другие люди хотят сказать, но или боятся, или пока еще не поняли. Вот только за это и выдвинули. А никаких организационных способностей у меня совершенно нет. Просто я какие-то вещи выговорил, вот и все. И они не требуют от меня, кстати, никакой организационной деятельности. Они требуют, чтобы я продолжал разговаривать. Потому что это разговаривание само по себе несколько меняет атмосферу вокруг, становится меньше страха и меньше тупости.

– А вам не кажется, что если поэты вынуждены идти в политику и заниматься формулировкой того, что должны формулировать политики, то это лишь характеризует нынешнее качество политики?

– Нет, совсем нет. Штука в том, что литераторы – это единственные люди, ну, может, еще и киношники, которым чистая совесть нужна профессионально. То есть если вы испытываете отвращение к себе, вы ничего хорошего точно не напишете. Или вы можете испытывать к себе отвращение, но другой, более высокой породы. Это не может быть, к примеру, тоской от собственной трусости, это не может быть презрением к себе. Вы можете себя ненавидеть, это положительная эмоция, очень полезная для творчества. Но презирать себя вы не можете. Поэтому такое количество творческих людей, увы, поперло в политику. Нас там много на самом деле. Те, кто в КС, – это ничтожный процент от всех. Я же все-таки говорю с коллегами, я вижу, что они не хотят идти в КС, потому что им кто-то там не нравится. Они еще такие люди одинокие, принципиально одинокие. Но их вполне устраивает тренд, поэтому, когда надо, они на улицу пойдут.

– А как на ваши баррикады занесло Ксению Собчак? Вы вот сами написали: а наш КС – совсем фуфло он, передвижное шапито, Немцов – агент, Навальный – клоун, Собчак….

– Собчак вообще понятно кто. Я писал о ней отдельно. О том, что ее долгое пребывание в функции изгоя позволило ей воспитать в себе нонконформизм. Это полезная вещь. Когда на тебя все орут со всех сторон, ты становишься от этого лучше, это закон.

– Дима, вы извините, что я так циклюсь на этой политической теме, вам, наверное, было бы интереснее говорить о поэзии…

– На политической теме все сейчас циклятся, к счастью, она не единственная. Да ради Бога, пожалуйста, я ничего не скрываю.

– Вас, наверное, все задолбали вопросом о перспективах того КС. Что он, если он не фуфло и не передвижное шапито?

– У него три основные перспективы. Во-первых, он делает внятными и громко рассказывает все случаи забвения приличий со стороны власти. Преследование в регионах, судебные ошибки и судебные гадости, судебные злонамеренности. Зажимы прессы на местах. Он протестную информацию, которая людям не нравится, сводит воедино и громко озвучивает. Это центр информации, прежде всего.

Во-вторых, он учит договариваться разные протестные группы, в свое время, слава Богу, мы навидались Ленина, который гениально умел размежевываться со всеми, только размежевываться, пока не остался один. Я, между прочим, до сих пор думаю, что если бы большевики сумели договориться с эсерами, то это была бы другая страна. А если бы они сумели договориться еще и с частью евразийцев, то страна была бы еще более другая. То есть надо уметь договариваться. Мне самому не очень приятно сидеть с нацистами в одном ряду или националистами, но, во всяком случае, с ними можно разговаривать и их можно перетягивать. Все, кто говорит «нельзя, мне позорно, мойте руки», все эти люди, к сожалению, работают не на будущее, а против него. Это важная вещь.

И третья функция КС: все акции должны быть согласованы и желательно разрешены. Нужны переговорщики с властью, умеющие это делать. Вот все, больше КС ничего сделать не может. Но, по крайней мере, он может сделать так, что люди не полезут поперек рожна с неразрешенной и обреченной демонстрацией. Это все-таки орган, который координирует протестное движение, хотят они того или нет, а координировать его полезно.

– Мне кажется, у вашего КС есть еще одна функция, Был же такой важный вопрос: «А с чего вы решили, что вы – лидеры оппозиции, с какой стати вы себя так называете?» Год назад он звучал на Сахарова, на Болотной. А теперь есть выбранный КС, теперь есть легитимизация.

– Легитимизация – хорошая вещь. Вообще, проводить какие-то процедуры, устраивать выборы всегда полезно, пускай учатся люди и тренируются. Но это как раз не главное, потому что эта легитимность – она для нас, а не для власти. Они все равно в эту легитимность не поверят.

– У многих, кто вошел в КС, начались проблемы по основному месту работы. Навальный страдает, Удальцов страдает, Собчак страдает. У вас какие-то страдания уже начались? Вас зажимают, не пускают куда-то в телевизор, запрещают концерты?

– В телевизор меня не пускают давно, концерты отменялись тоже периодически, так что я не могу сказать, что что-то принципиально переменилось.

– А у Михаила Ефремова не было проблем?

– А он не член КС.

– Но он читал на всю страну ваши стихи.

– Ну и что? А вся страна ходила на эти концерты, мы проехали 40 городов, и ничего. Ни у кого из сходивших проблем не было.