Игорь Юргенс: "Нам не удалось пробить модернизацию"

21.01.2013 / 15:32
В конце декабря Самару посетил президент Института современного развития Игорь Юргенс, которого можно назвать отцом концепции медведевской модернизации. «ПН» не мог упустить случая спросить Игоря Юрьевича, почему из их проекта модернизации ничего не вышло.

igor_jurgens_

«Весь мир стоит перед «шестым укладом», где умные технологии, где био, нано, когни, IT, вот это все будет играть большую роль, чем машиностроение, уголь, нефть, это видно по всему».

– Игорь Юрьевич, слово «модернизация» потихонечку исчезает из речей президента и премьера. Ранее такое же забвение постигло понятие «приоритетные национальные проекты». Что же произошло?

– Да, в настоящий момент чуть-чуть затих разговор о модернизации, по крайней мере с той силой, с которой он шел с самого начала президентства Медведева. Поскольку я имел некое отношение к формулированию целей, могу вам сказать, чем тогда это определялось. К 2007 году, к моменту перехода власти, верхушка приняла решение, что подобного рода диверсификация просто необходима. Зависимость от внешних рынков, в той степени, в которой мы от них зависим, катастрофична. Кстати, через буквально шесть месяцев после прихода Медведева эта катастрофичность в полной мере была проявлена: когда ВВП России упал на восемь процентов, так он не падал ни у кого из наших партнеров, ни по «большой двадцатке», ни по БРИКС. Поэтому и была поставлена задача модернизировать страну.

– И как это представляли себе в Кремле на тот момент?

– Они видели это так: модернизация, как вертикальная модернизация, – это выделить пять-шесть отраслей, где у нас еще сохраняется конкурентное преимущество, типа авиации, космоса, оборонки, глубокой переработки нефти и газа. И, накачав туда деньги, ресурсы, менеджерские возможности, заставить их быть локомотивом всей остальной экономики, тем самым отойдя от сверхзависимости от углеводородов. Однако мы настаивали, что вертикальная модернизация отдельных отраслей не решит проблему, потому что при этом нужна горизонтальная модернизация, а именно – улучшение институтов существования этих отраслей.

Например. Если мы осознаем, что в недалеком будущем нанотехнологии, биотехнологии будут играть большую роль, чем угольная и атомная промышленность, то мы должны понимать, что на первоначальном этапе мы их должны завезти в страну. А для этого мы должны модернизировать как минимум таможенную службу, потому что при нынешней таможенной службе завезти что-либо по приемлемым ценам, чтобы это было конкурентоспособно с Западом, невозможно. Если вы за вот эту баночку воды Evian там платите 40 центов, а здесь $1,20, то о чем мы говорим? Так вот, горизонтальная интеграция – это высвобождение наших вертикальных паровозов от целого ряда институциональных слабостей нашей экономики. Но у нас нет не только нормальной таможни, у нас нет и нормального суда и так далее. Таким образом, вертикальная модернизация, которая изначально задумывалась просто как обновление технологий, оказалась невозможной без горизонтальной модернизации – улучшений в правовой, таможенной, судебной системе и так далее. Тут мы доходим и до политической системы. Потому что модернизация горизонтальная невозможна без решений парламента, вы не можете улучшить деятельность таможни, судов, без изменения законодательства. А это законодательство можно принять только в условиях свободного парламента, серьезного обмена мнениями людей, IQ, интеллектуальные возможности которых намного выше существующего парламента.

Таким образом, мы пришли как к теории перекрестной модернизации, как вертикальной, так и горизонтальной. Плюс интегральная модернизация, которая еще включает культуру, мораль, образование. Интегральная модернизация и составила бы тогда модернизацию как таковую в целом.

– Есть ли шансы, что эту программу удастся реализовать при действующем президенте?

– Такую программу модернизации не удалось пробить даже при более свободолюбивом, по крайней мере более расположенном к интеллектуальным экзерсисам, Медведеве. Наша теория модернизации была написана в 2008 году, мы сдали двухтомник президенту Медведеву, он назывался «Коалиция ради будущего». Там мы приблизительно описали, что такое модернизация, какие силы будут за нее, какие силы будут по определению против. Мы предсказали ему бешеное сопротивление институциональных сил, которые будут против. Ну и в одном из документов мы предупредили Медведева, что если на середине пути, году в 2009-2010-м, не предпринять определенных усилий, то и его личная судьба, и судьба модернизации, будет такой, какой она и закончилась.

– Но формально то от модернизации не отказались…

–  Да, в настоящий момент правящая партия говорит о так называемой «консервативной модернизации». Оксюморон полный. Это политологи и политтехнологи «Единой России» выдвигают: мол, мы сохраняем свои ценности, не раскачиваем политическую стабильность, но будем проводить модернизацию в смысле технологий. Не получится. Просто не получится, не даст синергетического эффекта. Нужны в добавление к этому все те институты, о которых я уже сказал.

– Какие же существуют в настоящий момент варианты развития страны?

– Вариантов нет, модернизации нет альтернатив. Надо модернизироваться внутри, включая политическую систему. Без этого не произойдет интегральной, общей модернизации страны. Без нее мы будем скатываться в табели о рангах стран все ниже, несмотря на наличие ядерного оружия.

Весь мир стоит перед «шестым укладом», где умные технологии, где био, нано, когни, IT, вот это все будет играть большую роль, чем машиностроение, уголь, нефть, это видно по всему. «Шестой уклад» уже ни для кого никакая не загадка. Если мы по-прежнему будем цепляться за старый уклад, говорить о себе как об энергетической сверхдержаве, то боюсь, что наши перспективы очень сомнительны, по крайней мере, после 2030 года. До 2030 года хватит нефтяного ресурса. Уже сланцевая революция, которую мы предсказывали, показала, как на 40 процентов в одночасье может упасть цена на газ на мировом рынке. Дыра, которая в связи с этим образовалась в бюджете, и сокращение на 18 процентов продаж Газпрома в Европу, тому прямое доказательство.