Юрий Клавдиев: «Учителям всю жизнь не нравилось, что на их уроках я читаю посторонние книги»
Про юность и Горького
– Привет, Юр.
– Здравствуй-здравствуй.
– Я-то тебя более-менее знаю, а наш читатель, к сожалению, нет. Давай начнем с начала и выясним, как в Тольятти появляются драматурги. Расскажи о себе.
– Я родился в Центральном районе Тольятти в 1974 году. Высшего образования не имею, так как при поступлении в педагогический институт меня завалили на сочинении – я процитировал Егора Летова. Сам завалил математику при поступлении в политехнический институт, никого не процитировав, просто совершенно не знал предмет. В школе любил физику, химию и биологию, а с учительницей по литературе были очень натянутые отношения, потому что литературу я знал гораздо лучше, чем она, и это ей, естественно, не нравилось. Вообще учителям всю жизнь не нравилось, что я читаю на их уроках посторонние книги, но больше всего злился трудовик. Все вокруг ящики на рейки разбирают, а Клавдиев опять что-то читает.
– Кажется, школа оставила у тебя очень приятные впечатления. Ты, я так понимаю, был уже с юности бунтарем с причинами?
– На самом деле я был совершенно обыкновенным ребенком. Рок, правда, начал слушать очень рано, года в три. У папы были «киссы» какие-то, все прочее. Дело в том, что обычно все вспоминают студенческие годы, а у меня их не было. После школы я сразу пошел на ВАЗ работать и тут же украл там 60 катушек зажигания. Еле допер их до проходной, ну и попался, конечно.
– А зачем крал-то?
– Для денег. Они мне нужны были, чтобы купить много хороших вещей. В частности, пацаны с ВЦМ продавали пулеметную ленту, из нее можно было сделать шикарный ремень.
– А когда ты начал музицировать?
– Тогда и начал. У нас была первая грайндкоровая группа в Тольятти, я там барабанил. На самом деле сначала я был металлист, как и все в восьмидесятые. Носил перчатки без пальцев, ходил по школе с плоскогубцами, отдирал заклепки от дипломата, барыжил всякими фотками, Nazareth, Ozzy Osbourne.
– По литературе тебя завалили, но ты как-то пробрался в тольяттинскую журналистику. От нужды или от интереса?
– От интереса, от нужды я пошел на ВАЗ. Там хорошо платили, давали сигареты, финские конфеты и алкашку. А в журналистику пошел, потому что понял, что писать – это единственное, что я умею. И работал в ней 10 лет с перерывами на алкоголизм, наркоманию и футбольное фанатство.
– Боевая, в общем, у тебя юность. Влетало, наверное, от гопников?
– Дико, дико влетало. Несколько раз чуть не до смерти забивали.
– А сейчас ты такой крепкий стал. Уже особо и не ввалишь тебе.
– Ага, я опять качаться пошел и теперь уже сам любому навешаю.
– Это все продолжалось где-то до начала нулевых?
– Да, а потом мне стукнуло 27 лет, и в моей жизни случился Вадим Ливанов, мир праху его. Это главный режиссер и руководитель театра «Голосова, 20», человек, который подарил миру драматургов Вячеслава и Михаила Дурненковых, Киру Малинину, сестер Савиных, меня опять же. Если бы не он, я не то что здесь бы не сидел, я бы вообще сидел где-нибудь. В определенный момент Вадик меня спросил: «Я слышал, ты рассказы пишешь?» Я говорю, да, рассказы, стихи. Он говорит: «Ну стихи меня не интересуют, а пьесы не пробовал писать?» Я говорю: «Нет, не пробовал». «Попробуй!»
– Выходит, он направил твою саморазрушительную энергию в определенное русло. Ты же саморазрушением занимался.
– Ага, еще каким (показывает шрамы на руках. – Авт.).
– И как дальше все было?
– Дальше я пришел домой, положил перед собой книжку Горького «На дне», чтобы смотреть, где ставить точки и запятые, где ремарки, как они выделяются.
– А почему именно Горького?
– Я очень люблю Горького, это один из моих любимых писателей. «Жизнь Клима Самгина» – это просто великое произведение. Так вот, я положил и написал свою первую пьесу «Лето, которого мы не видели вовсе», по ней спектакль идет в Питере. Потом был «Собиратель пуль», по которому сейчас Саша Вартанов снял прекрасный фильм. Ну и все, пошло-поехало: Любимовка, драматургический конкурс, лучшая читка, потом снова лучшая читка, затем сериалы начали приходить. Мне даже дали задание написать кусочек диалога для «Счастливы вместе». Написал, слава Богу, им не понравилось, а то бы писал до сих пор.
Про работу и деньги
– Когда ты уехал из Тольятти?
– Окончательно уехал в 2005 году в Питер, потому что женился на Анастасии Брауэр – моей жене, музе, директоре, бухгалтере, во всех отношениях прекрасной и по-своему несчастной женщине, потому что ей приходится со мной жить вот уже восьмой год.
– А какие сериалы ты написал?
– Первая серьезная сериальная работа – «Адъютанты любви», был такой большой сериал на Первом канале. После этого я написал диалоги для фильма «Кремень», за который мы с Алексеем Мизгиревым получили приз на «Кинотавре».
– Там у главного героя была коронная фраза.
– Да, «твердость – не тупость». Не моя фраза.
– И ты все время работал из Питера?
– Нет, я пытался переехать в Москву, когда мы с Настей поженились в 2005 году. Устроился на ТНТ, мы с Александром Вартановым делали проект «Настоящий мужчина», реалити-шоу, я там работал директором по людям второго плана.
– Не пошло?
– Нет, во-первых, я не очень люблю работать с восьми утра и до часу ночи, как это принято в Москве, а, во-вторых, прогресса не было. Первый месяц мы с женой пытались покорять Москву вместе, потом Настя уехала домой в Питер. А когда она через четыре месяца вернулась, то обнаружила, что покорение идет очень медленно. И она сказала хорошую фразу: «Юра, ты вообще-то собирался писать пьесы и сценарии, по-моему, ты не собирался работать на телевидении директором по людям второго плана». Ну и все, мы уехали, а тут как раз стали звонить, покупать пьесы. Театр «Казанцево-Рощино» взял мою пьесу «Пойдем, нас ждет машина». Позвонил Эдик Бойков, купил «Собиратель пуль» и поставил прекрасный спектакль.
– Ну а как у тебя с полным метром отношения складываются?
– Моя первая и пока единственная работа в полнометражном кино, где я все написал сам от начала и до конца, это фильм «Все умрут, а я останусь» Валерии Гай Германики.
– Любопытно, что, хотя ленту смотрели не все, название пошло в народ. Например, оно часто используется в заголовках.
– На самом деле народ его посмотрел. Я в поездах часто езжу, начинаем с мужиками выяснять, кто где работает. Я, говорю, сценарист. О, прикольно, а что написал? «Все умрут, а я останусь». Ой, а я видел.
– Ты доволен этой картиной?
– Очень! Лера прекрасно все сделала. Помню, как с ней познакомился. Я вошел в клуб, где она меня ждала, смотрю, сидит девушка в ошейнике, в шипах, и я тоже вошел в ошейнике. Ну, думаю, у нас дело пойдет.
– Вы же с ней потом сериал «Школа» делали, очень много полемики вокруг него было в свое время.
– Я там занимался только диалогами. Вообще мы (я, Александр Родионов, Вячеслав Дурненков и Максим Курочкин) сначала написали совсем другой сериал, но на Первом канале схватились за голову, сказали, что это никогда в жизни в эфир не пойдет. А ведь мы их предупреждали. Они сначала к нам пришли сказали, чтобы мы сделали все, что нам придет в голову. Наверное, этим проектом канал планировал вернуть себе молодежную аудиторию, он скандал вызвал.
– Я смотрел его, и мне он не показался скандальным.
– Вот именно. Возмущаются либо те люди, которые учились в каких-то других школах, либо они врут, что в школах такого нет. Ну, конечно, нет, а есть еще хуже. То, что мы написали, а ведь каждый писатель пишет про себя, это не современная школа, это та, советская, 80-х годов, в которую мы ходили. Мы не написали ни слова про школу 90-х или нулевых. Моя знакомая в Питере, у которой ребенок учится в одной из престижных гимназий, рассказала мне такие истории, что у меня волосы просто встали дыбом, я бы даже придумать такого не мог. Чтобы девочки в женских туалетах снимали порнографию сами про себя и торговали ей в школе, не придумаешь и не снимешь такое.
– Хороший бизнес мог бы быть. Продюсеры из Восточной Европы сразу бы с субтитрами пустили на весь мир.
– Да, откуда-нибудь из Будапешта.
– Кстати, насчет бизнеса. Сколько ты зарабатываешь?
– Сейчас мой доход в среднем 60 тысяч рублей в месяц, если на год размазать.
– Так-то совсем немного.
– У меня два последних года был очень сложный период в жизни. То ли кризис среднего возраста рано наступил, то ли какое-то взросление догнало: вообще ничего не мог писать. Сейчас вроде как возвращается какая-то сила, чувство такое, что я что-то накопил за последнее время.
– Хорошо, ну а сколько платят за сценарии?
– Будешь смеяться, но «Все умрут, а я останусь» я продал за пять тысяч долларов. «Кремень» тоже за пять. Во-первых, я тогда начинающий был, а во-вторых, так как я анархист и не очень люблю деньги, то у меня с Богом такой уговор, что я никогда не рву подметки и занимаюсь теми вещами, которые мне интересны. Если вижу, что богатый человек, то тогда прошу большую сумму.
– А чем сейчас занимаешься?
– Я пишу пьесы, в прошлом году написал большой сериал для MTV, деньги с которого проедаю до сих пор, слава тебе, Господи, и каналу MTV. Это большой двадцатисерийный проект о четырех художественных гимнастках, называется «Чемпионки», запуск 1 октября.
Про соль и силу личности
– Смотри, у тебя многие темы так или иначе крутятся вокруг школы. Это ведь не случайно?
– Есть такой анекдот про соль. Мужик умер, попал на небо, ходит там, встречает Бога и говорит ему: «У меня один вопрос. Я же уже умер, скажи мне, какая была задача в жизни моей, для чего я жил?» Бог ему: «Помнишь 1989 год, курорт Евпатория?» Мужик утвердительно машет головой. «Ну вот, ты сидел кушал в столовой, а рядом с тобой две женщины, и одна из них попросила тебя соль передать. Вот это и есть твоя задача».
У каждого своя задача, понимаешь. Я вот очень люблю работать с детьми, с удовольствием участвую в класс-актах, мы так учим детей писать современные пьесы. Современный ребенок покинут всеми, начиная от родителей, которые отдали его на съедение телевизору и интернету, заканчивая собственными друзьями. Может быть, так оно теперь и надо, но, по-моему, нет.
– А что, на твой взгляд, происходит в кино? Смотреть ведь категорически нечего. Даже заслуженные люди снимают какую-то чушь.
– Ты прав, хорошего кино сейчас не очень много, а если и есть, то оно настолько заумно, что понятно только близким друзьям режиссера. Кстати, с нашим кино я знаю, почему такая фигня происходит: у нас в стране нет комиксовой культуры.
– Погоди, но раньше ведь как-то без комиксов обходились.
– Я провожу прямую связь в плане того, что игровое кино на Западе снимают люди, которые читали комиксы. Любой подросток и ребенок с детства смотрит на раскадровки. Если у человека есть способности к кино, они у него проявляются уже вот так.
– А в советские годы разве не снимали хорошего кино? Тогда комиксов точно не было.
– Снимали, но если сейчас снять хорошее советское кино, то оно будет хорошим советским кино, только сегодня это никому не нужно, время ушло.
– Давай про сериалы чуть-чуть поговорим. Почему весь контекст, который хочется обсуждать, сместился к ним?
– Во-первых, сериалы гораздо интереснее снимать, так как там можно рассказать гораздо больше историй, нежели в фильме. Как вот снять киноверсию «Во все тяжкие»? В лучшем случае это может сделать Тарантино, но ему опять же придется делать трилогию какую-нибудь, и все равно все передать не получится. Кто сейчас помнит «Убить Билла»? А когда-то все бегали вокруг него, как курицы с отрубленными головами.
Во-вторых, кино – это достаточно консервативный вид искусства. На студиях сидят старые люди, которые знают, как делать деньги, которые знают, на что пойдут сорокалетние домохозяйки и шестнадцатилетние подростки. При этом на свете есть еще народ, и он весь в интернете. А интернет это что? Я прихожу и по чуть-чуть смотрю прикольную историю, вот и деньги туда пришли.
– А сам-то ты что смотришь?
– Я в диком восторге от «Игры престолов». За первые два сезона «Во все тяжкие» его авторам надо памятник ставить. «Шерлок», конечно, смотрю с красавчиком этим, от которого питерские девушки кипятком писают. «Рим» еще очень люблю.
– Напоследок про Тольятти. Ты давно в город приезжал?
– Неделю назад.
– И как тебе?
– Удручающее зрелище, из хороших вещей в нем остались только «Пинта паб» и лес. Город застраивается отвратительными зданиями, все стремится стать таким же, как в Москве, – чудовищно дорогим и издевательски ненужным. А люди в городе хорошие, но у среднего двадцатилетнего тольяттинца только два способа провести время – напиться дома или напиться в лесу. Наркотиков нет ни черта, только марихуана очень плохого качества, чудовищно дорогой гашиш и дубовый экстази, который завозят из Самары по запредельным ценам. Что может быть у города с таким набором развлечений?
– А если кто-то из твоих питерских друзей поедет в Тольятти, что посоветуешь им посмотреть?
– В лес пойти, посмотреть на Волгу, у нас, кроме природы, показывать нечего. Если в город приедет нормальный человек с хорошими мыслями в голове, то он может сделать Тольятти туристической столицей Поволжья.
– Ты веришь в силу личности?
– Исключительно в силу личности. Вселенной есть чем заниматься, а не каким-то странным поволжским городишком. Единственный способ что-то сделать – встать с дивана и начать делать.