Владимир Жуков: «Без развития малого бизнеса мы не выживем»

– Владимир Анатольевич, в каком состоянии сейчас пребывает тольяттинская промышленность: развитие, процветание, стагнация?

– Если сравнивать промышленность с остальными отраслями, то все-таки она у нас продолжает развиваться. Легкой промышленности, правда, нет, и даже то, что было, мы не удержали. Закупили неплохой итальянский обувной заводик, продукция расхватывалась. Но чтобы он работал, нужно соответствующее сырье, которого у нас нет. Пищевая тоже практически в нулях.

Я сужу по чему? Если мы называем себя промышленным городом, то мы должны ориентироваться по рынку. Приходишь на рынок и смотришь: сколько своего, сколько чужого. Сколько тольяттинского в наших магазинах?

– Почти ничего.

– А сызранского, самарского, краснодарского полно. А если мы придем в самарский магазин, то мы тольяттинского вообще практически ничего не увидим. Задача любого города – продвинуть свою продукцию. Чем больше продукции будет продвинуто, тем больше будет речка денег в город и тем больше будет покупательная способность проживающего здесь населения. И тогда на эти деньги пойдут услуги, качественные товары…

У нас промышленность очень однобокая. Мы живем в основном за счет того, что нам дает автопром. И немножко химия.

– А другие предприятия?

– Ну вот что такое завод «Трансформатор»? Это технологии 60-х годов. Выпускали ртутные выпрямители, параллельно с ними трансформаторы. Потом производство ртутных выпрямителей закрыли, стали выпускать дроссели. Оборудование старинное, намотка старая. С точки зрения перспективы развития, завод сейчас интересен только как территория.

ВЦМ. Огромная территория, огромный завод, сталелитейный комплекс, чугунное производство, транспортный цех, цех переработки металлолома. Если раньше там работало 9 тысяч человек, то сейчас – копейки. Коммуникации старые, все прогнившее. Последние 15 лет ВЦМ не работает, ничего не производит.

Герасименко – молодец. Он на месте не сидит, постоянно что-то новенькое запускает. Уже и нить отладил, и там заводик прикупил, и здесь, тут новый запустил. Это предприятие перспективно в основном из-за руководства, потому что оно предвидит и идет вперед

«КуйбышевАзот». Ну, Герасименко – молодец. У этого завода перспективы есть: Герасименко на месте не сидит, постоянно что-то новенькое запускает. Причем он не живет только этим заводом, а развивает и другие предприятия. Это предприятие перспективно в основном из-за руководства, потому что оно предвидит и идет вперед.

«Фосфор» как завод умер. Рынок сырья закрылся, потому что Казахстан отделился. Они пытались перейти на продукцию кольских месторождений, но не вышло: слишком сложный и дорогой получается техпроцесс. К тому же заводу столько лет, все коммуникации прогнили. Это все сносить надо.

Вот, это – наша промышленность, которая сейчас ни жива ни мертва. Остались два химических предприятия и автопром.

– Может быть, в такой ситуации не стоило устанавливать для резидентов ограничения по минимальному размеру инвестиций для вхождения в особую экономическую зону?

– 12 лет назад в Москве проходила презентация особой экономической зоны в Елабуге. Докладчики чуть ли не со слезами умиления рассказывали об этой зоне, приглашали всех. В 2007 году, когда эта зона работала уже лет шесть, мы поехали на нее посмотреть. Там было два резидента, два складика. Больше ничего – люди не пошли. Поэтому ограничение по минимальному количеству инвестиций для резидентов, которое введено в нашей особой экономической зоне – это хороший маркетинговый ход. Если ворота широко открыты, никто не зайдет. А если чуть приоткроешь калитку, да в эту щелку еще надо суметь пролезть – это срабатывает.

С другой стороны, изначально ОЭЗ в Тольятти декларировалась как зона без автокомпонентов. Максимум – 25%. Гонка была страшная: скоро кризис, надо привлекать резидентов, надо строить. Пахоменко, бедный, в мыле весь был. А никто не шел. Когда появился первый шинный завод – обрадовались несказанно. Впрочем, и он потом отвалился. Поэтому это большой подвиг Пархоменко, что он все-таки умудрился набрать туда столько резидентов.

– Как вы думаете, будущее за промышленными монстрами или за небольшими производствами, которые могут оперативно перестраиваться и удовлетворять локальный спрос в небольших сегментах?

– Монстр – это объединение, которое аккумулирует средства. Само же производство выведено на аутсорсинг. Я был на многих заводах, в том числе – автомобильных. Все эти предприятия, в основном это скопище денег, мыслей, продвижение и немножко производство.

Ты что думаешь, Volkswagen машины делает сам? Он собирает их. Volkswagen – это марка. Под этой маркой чуть ли не в гаражах работают семьи, которые по заказу делают шайбочки, винтики, гаечки на современнейших немецких и австрийских станках с огромной производительностью, которые у нас появятся лет через 15, не раньше. Они отработали 4 года на этом станке, выплатили полностью лизинг, и потом нам в Россию или в Чехию этот станок сплавляют. А себе берут другой, который делает уже не 8 шайбочек, а 24 за один цикл.

Ты что думаешь, Volkswagen машины делает сам? Он собирает их. Volkswagen – это марка. Под этой маркой чуть ли не в гаражах работают семьи, которые по заказу делают шайбочки, винтики, гаечки 

Над ними стоит предприятие, которое комплектует эти шайбочки – ставит на гаечку и прикручивает винтик к какому-то листочку. Листочек оно делает само, а все остальное получает от этой мелочи. Потом это предприятие продает это повыше, а там собирают уже жестяночку, где к этому листочку есть уже два корпуса и резинка в прокладке. И так, постепенно, это все приходит на завод.

То есть у них вся система выстроена. Под заводом, который все собирает, стоит десятка два крупных предприятий, которые делают узлы. Они не имеют никакого отношения к Volkswagen, их нанимают по конкурсу. Под каждым из них стоят по два десятка предприятий, которые делают детали. Под каждым из них – по два десятка предприятий, делающих шайбочки. Крупный консорциум аккумулирует средства, чтобы разработать и поставить на производство новую машину, привлечь ученых, рекламу пропустить хорошую. А все остальное делает средний и малый бизнес. Так во всем мире. Крупный бизнес не может работать без малого бизнеса. И у нас будет точно так же.

– И все же я сомневаюсь, что малый бизнес сможет развиться настолько, чтобы быть способным встроиться в описанную вами систему. Мне кажется, малому бизнесу нужна господдержка. У нас же чиновники очень много говорят о необходимости развития малого бизнеса, а по факту…

– Ты их не слушай, ты сюда слушай. Когда к нам первый раз приехал Андрей Шаров, директор департамента развития малого бизнеса Минэконома РФ и когда они стали вокруг нашего инкубатора дифирамбы петь, я им сказал: «Ничего у нас не будет». Бизнес-инкубаторы, как во всем мире, у нас работать не будут. По крайней мере, лет 20.

В Тольятти съезжались люди со всей страны, с разным менталитетом и темпераментом. Это гремучая смесь с огромной потенциальной энергией. Тольятти – город неравнодушных. У нас поэтому и бизнес быстрее развивается

Я видел разные бизнес-инкубаторы. Например, в Германии жесткий конкурс. Начиная с 6-7 класса, пацанов окучивают: кто чем хочет заниматься? После школы в институт попасть практически невозможно. В вузы идут яйцеголовые гуманитарии. А чтобы закончить технический вуз, ты сначала поработать должен. Если ты талантлив, то попадешь в училище при Volkswagen. Оканчиваешь училище, получаешь специальность, начинаешь работать и только после этого получаешь возможность поступить в вуз. Но ты уже знаешь специфику своей работы, и когда ты приходишь в вуз, у тебя сохраняется связь с заводом, тебя там ждут. И только тем, кто хорошо проявил себя в учебе, кто талантлив и имеет какие-то свои разработки, предлагают бизнес-инкубатор. Там опытнейшая профессура, фантастическое оборудование. Ты приходишь, и тебе говорят: твори!

А у нас ничего не развивается, всех рубят на корню.

– Сейчас областное правительство вроде бы пытается продвигать местных производителей.

–  Самарская область – это не Мордовия… Думаю, не смогут. Они могут выпросить бюджетное финансирование на строительство стадиона, только и всего. Что же они в Мордовии промышленность не развили?

– Сельское хозяйство поднимали.

– А что-то я и про сельское хозяйство не очень-то слышал. Что-то не завалены у нас полки мордовскими продуктами. Краснодарские вот я знаю. Промышленность развивается не потому, что губернатор помогает. Нужны инвестиции и  современные технологии. Хотя исключения есть.

– Белгород?

– Нет, Калуга. Там губернатор просто поехал по экономическим форумам и там всем предпринимателям визитки раздавал. Зарубежным, российским. Говорит: «Приезжайте, ребята. Приходите с визиткой – я вам гарантирую, что я с вами, во-первых, встречусь и, во-вторых, я вам «колеса» дам, которые будут вместе с вами бегать и помогать вам». Вот так.

Ульяновск – то же самое: инвесторов тащат. Там два технопарка работают давно. Территории открыты, коммуникации подведены. Приходи, все готово. Мы когда приезжали на теплоходе «Интер-Волга», нас всегда там встречали на уровне не ниже вице-губернатора и говорили: «Ребят, вы куда едете? Зачем вам Казань, Нижний? У нас тут все есть, оставайтесь у нас, стройтесь».

– То есть у нашего города нет совсем никаких перспектив?

– Перспективы есть. В Тольятти съезжались люди со всей страны, с разным менталитетом, с разным темпераментом. Это гремучая смесь с огромной потенциальной энергией. Тольятти – город неравнодушных. И это – его плюс. У нас поэтому и бизнес быстрее развивается.

Во-первых, заработает ОЭЗ. Я думаю, наша зона будет второй по мощности, но первой по кластерной классификации. Во-вторых, IT-технопарк. Это та заманиловка, через которую можно наших пацанов обратно из Москвы возвращать. Если все это создастся здесь, разовьется потихонечку, тогда, может, все снова заработает.